На мгновение Ялда потеряла дар речи, поразившись тому, насколько бесстыдной была его нелепая выдумка. — Это бред, — весело сказала она. — И вы сами это знаете.
— Так докажите это, — со спокойной вальяжностью ответил Людовико. — Покажите мне скрупулезные наблюдения, которые доказывают ложность моей теории. — Он уже было зашагал прочь, но потом остановился и снова обернулся к Ялде. — Ой, прошу прощения, как же я не подумал! Для наблюдений вам же, наверное, потребуется обсерватория… то самое сооружение, которое вам так хочется сравнять с землей стараниями своего полоумного супруга. Приятного аппетита, профессор Ялда!
На сцене Варьете-Холла Ялда постаралась выбросить из головы сегодняшние неудачи и сосредоточиться на презентации. Даже ее тело, которое природа щедро одарила столь внушительными размерами, оказалось слишком маленьким, чтобы люди с задних рядов смогли разобрать на нем какие-нибудь надписи, поэтому Ялда обратилась к художниками-декораторами Холла, которые помогли ей смастерить особое приспособление — при помощи соляритовой лампы и линз серия напечатанных изображений проецировалась на большой белый экран у нее за спиной.
Всматриваясь в темноту, скрывавшую ее слушателей, Ялда оттачивала свою речь, придавая особое значение ее простоте. Время было всего лишь одним из направлений в пространстве — никаким иным способом нельзя было объяснить поведение света или неистовство пылающего горючего. А для того, чтобы держать свет под контролем, время должно быть конечным — отсюда следовало, что история рано или поздно свернется в кольцо и встретится сама с собой точно так же, как сеть дорог и железнодорожных путей, оплетающих планету. Но если соседние города объединяли усилия, чтобы спланировать соединяющую их железную дорогу, то любые пересечения между историями миров будут носить случайный и неконтролируемый характер. Каким бы захватывающими ни казались гремучие звезды, на этой карте они были не более, чем дорожками для пешеходов; а впереди нас ждали железные дороги, загруженные товарными поездами.
Затем к выступлению присоединился Евсебио, и на экране вновь появился простой эскиз, который он уже показывал Ялде — окольный путь, длинный медленный зигзаг в сторону будущего, который должен был выиграть для них время, а вместе с ним — новые идеи и открытия. Это рискованное путешествие страшно было даже вообразить, но несмотря ни на что Бесподобная нуждалась в любой помощи, которую ей могли оказать жители Зевгмы. Навигация в пустоте — это лишь начало; чтобы сообщество путешественников смогло выжить и достичь процветания, потребуется вдохновение и опыт целого города.
Дария посоветовала им не отвечать на вопросы со сцены; это лишь привлечет внимание крикунов, играющих на публику. Вместо этого они установили в углу фойе два стола и предложили слушателям подходить и беседовать с ними после окончания представления — в тишине и с глазу на глаз.
Ялда приготовилась к тому, что на нее обрушится истерия оскорблений, подстегнутая отрицательным репортажем в Молве, но в целом аудитория была настроена не более враждебно, чем вчера вечером, а отдельные люди, которые вступали с ними в разговор после выступления, пожалуй, проявляли даже большую вежливость и одобрение. — Вашим запугиваниями я не верю, — любезно сообщил Ялде один молодой мужчина, — но все равно желаю вам удачи.
— Почему вы решили, что я кого-то запугиваю?
— Наш мир выживал на протяжении эонов, — ответил он. — Возможно, в истории и не упоминается подобных метеоров, но этот мир гораздо старше нас самих. Геологи утверждают, что в прошлом планета неоднократно подвергалась бомбардировке; конец света едва наступит из-за того, что с неба упадут еще несколько камней. Но если вам удастся отправить ракету в пустоту и вернуть ее обратно в целости и сохранности, это будет подвиг, достойный восхищения.
— А сами вы не хотите стать пассажиром? — Ялда его не дразнила; вдумчивый и добродушный скептик мог бы стать полезным дополнением к команде.
— Я думаю, у моих детей будет больше шансов выжить, имея под ногами твердую землю, — ответил он.
Евсебио пришлось уехать на встречу с юрисконсультом по поводу спора, вызванного университетской обсерваторией. Ялда решила немного задержаться; фойе еще не опустело — даже при том, что все эти зеваки, по-видимому, были большей частью заняты разговорами друг с другом, а вовсе не выжидали подходящего момента, чтобы к ней подойти.
Когда часы пробили без двух курантов полночь, она начала собирать свои информационные брошюры. Сегодня ее список, в который вчера записалось семь человек, пополнился еще пятью именами, и даже если вклад этих добровольцев ограничится выращиванием злаков в искусственной пещере, устроенной внутри горы, это уже будет что-то значить.
Когда Ялда отошла от стола, с противоположного края фойе к ней подбежала молодая женщина.
— Прошу прощения, — сказала она. — Я не была уверена, стоит ли к вам обращаться, но…
Ялда отложила коробку с брошюрами. — Что вы хотели сказать?
— Я размышляла о вашей ракете. Меня беспокоит одна вещь…, — она запнулась и опустила глаза, неожиданно застеснявшись, как будто ее слова могли оказаться чересчур самонадеянными.
— Смелее, — приободрила ее Ялда. — Если вас беспокоит всего одна вещь, значит у вас в дюжину раз больше уверенности, чем у меня.
— Когда ракета развернется и полетит в нашу сторону…, — произнесла женщина, — разве с точки зрения путешественников первой половины пути она не будет двигаться назад во времени?