Евсебио оглядел группу студентов, которые весело болтали возле столовой — как будто решили принять вызов, подслушав этот перечень нерешенных проблем.
— Хорошо, предположим, что мы располагаем одним веком, — сказал он. — Дюжиной гроссов лет. Сколько времени у нас есть в запасе, пока угроза не станет критической?
— Я могу только предполагать.
— Так сделай предположение.
— Несколько дюжин лет, — ответила Ялда. — Говоря по правде, мы совершенно не представляем, что нас ждет; может быть, уже завтра целый мир, целая пылающая ортогональная звезда готовится нанести по нам удар. Но если судить по изменению размеров гремучих звезд, которые мы наблюдали до настоящего момента, то при условии, что удача не отвернулась от нас окончательно… — Она замолкла. А в чем разница? Шесть лет, дюжина или гросс? Все, что ей оставалось — это продолжать жить день за днем, всякий раз отводя взгляд от непостижимого будущего.
— Нам нужен целый век, которого у нас нет, — сказал Евсебио.
— Именно.
— Я так и думал, — добавил он. — Но для полной уверенности мне нужно было услышать твое мнение.
Его голос звучал печально, но отнюдь не безнадежно. Ялда остановилась и повернулась к нему.
— Извини, что не смогла тебя обнадежить, — сказала она. — Может быть, я ошиблась на этот счет. Возможно, нам повезет куда больше, чем…
Евсебио прервал ее, подняв руку. — Нам нужен целый век, которого у нас нет, — повторил он. — Так что мы поищем время в другом месте.
Он стер со своей груди рисунок, изображающий столкновение двух скоплений. Затем он нарисовал две линии — прямую и извилистую — и добавил к ним несколько простых пояснений.
— Мы построим ракету, — сказал он, — достаточно мощную, чтобы улететь с нашей планеты. Мы отправим ее в пустоту и будем ускоряться, пока ее скорость не сравняется со скоростью гремучих звезд. После этого вероятность столкновения с ортогональным скоплением будет очень мала — хотя нам, вполне вероятно, придется скорректировать ее положение на старте, чтобы избежать столкновения с газом и пылью в нашем собственном скоплении.
— В целом путешествие пройдет так, как я нарисовал. С точки зрения нашего мира его длительность будет равна времени, за которое история ракеты совершит полный оборот — четверть оборота уйдет на ускорение, половина оборота — на ее разворот и еще одна четверть — на торможение. Если ускорение ракеты будет соответствовать нашей силе тяготения — то есть пассажиры будут весить не больше обычного — то здесь на каждую четверть оборота будет приходиться около года, а все путешествие займет около четырех лет.
— Ход времени в самой ракете на данных этапах путешествия будет не так уж сильно отличаться от нашего — длина каждого искривленного сегмента превышает его высоту лишь в π/2 раз. Но когда история ракеты станет перпендикулярна нашей, течение времени в нашем мире остановится. Иначе говоря, с точки зрения пассажиров ракеты путешествие может длиться столько, сколько потребуется. Если для решения задачи им понадобится больше времени, они смогут продлить свой полет еще на одну эру или век; их возвращение это не задержит ни на один высверк.
Ялда потеряла дар речи. Они действительно поменялись ролями — восхитительная простота физики, которую описывал Евсебио, заставила ее почувствовать стыд оттого, что она не додумалась до нее сама — хотя бы даже и повинуясь тому причудливому веянию, которое первоначально натолкнул ее на мысль о том, что гремучие звезды представляют собой движущиеся назад во времени осколки первородного мира.
Но если говорить о практической стороне вопроса, то с чего ей начать?
— Что за ракету ты надеешься построить, — спросила она, — если в ней поколения людей смогут прожить целый век — не говоря уж о том, чтобы развиться настолько, что у них появится хоть какой-то шанс достичь поставленной цели? Самая большая ракета, которую я видела своими глазами, была размером с мою руку; самая большая ракета, о которой я слышала, по размеру меньше меня самой. Если ты сумеешь запустить в космос мою оптическую мастерскую, в Зевгме об этом будут говорить в течение целого поколения, но я не представляю, где мы разместим пшеничные поля.
Евсебио замешкался, обдумывая свой ответ, хотя слова Ялды его, по-видимому, нисколько не обескуражили.
— Ты, кажется, уже бывала на горе Бесподобная? — сказал он.
— Конечно. Там находится университетская обсерватория.
— Тогда ты должна знать, что поблизости нет ни одного постоянного поселения.
— Разумеется. — Ялда думала, что знает, к чему он клонит — изолированная площадка на большой высоте станет идеальным местом для испытания новых видов ракет.
— Геологи сообщили мне, — объяснил Евсебио, — что сердцевина Бесподобной состоит из чистого солярита. Я собираюсь пробить к нему тоннель, а затем поджечь и запустить в небо всю гору целиком.
Ялда забрала детей из школы и отвела их обратно в мастерскую оптики. Амелия и Амелио с удовольствием играли на полу с ящиком бракованных линз, собирая из них импровизированные телескопы и истерически жужжа при виде искаженных фигур друг друга. Валерия и Валерио проходили этап рисования воображаемых животных, которых они настойчиво требовали охранять от вымирания; Ялда дала им старые студенческие домашние задания, которые были чистыми с одной стороны листа, и несколько горшков с краской, которую Лидия принесла с завода.