Заводная ракета - Страница 33

Туллия верила, что все планеты и звезды были осколками, оставшимися после уничтожения гигантского первородного мира из прошлого. У Ялды на этот счет были сомнения; гравитационное притяжение столь концентрированной материи должно было достигать колоссальной величины. С трудом верилось, что даже стихийный пожар, разгоревшийся в соляритовом пласте, пронизывавшем глубины этой пра-планеты, мог раздробить ее на множество осколков и разбросать возникшие в результате миры по всему космосу. С другой стороны, по сравнению с горючими минералами прошлых эпох, солярит мог быть всего лишь детской игрушкой. Ожидать, что вещество, разбросавшее миры в космической пустоте, окажется достаточно стабильным и просуществует до наших дней, а мы, в свою очередь, сможем его идентифицировать и изучить, было бы столь же наивным, что и надежда на встречу с собственной матерью.

К середине дня Ялда начала чувствовать усталость. Поначалу крутой подъем тропинки, казалось, обещал недолгий путь — чем быстрее она поднималась к своей цели, тем лучше. Теперь же недостаток отдыха на этом бесконечном восхождении не вызывал ничего, кроме раздражения.

Ялда держалась на одном только упрямстве, и упрямство это сыграло с ней злую шутку. Когда приступы тошноты и колотившая ее дрожь вынудили Ялду остановиться, она, наконец-то, поняла, что с собой сотворила. Она не обращала внимания на симптомы, воспринимая их как обычные признаки усталости, и продолжала убеждать себя в том, что сможет преодолеть их силой воли.

Проклиная свою глупость, она легла на тропинку и попыталась остудить себя о неровные обломки раздробленной породы; из-за охватившей ее слабости и тошноты найти полноценную земляную постель ей было уже не под силу. Она чувствовала, как жар перемещается по ее телу — жгучее ощущение, которое искало выход, как рой попавших в ловушку паразитов. От мысли о том, что она может умереть прямо на этом месте, ей стало стыдно; у нее не было оправданий, ведь ей объяснили, как нужно себя вести. Победоносно сославшись на ее расчлененный труп, Людовико больше не допустит женщин к работе в обсерватории. «Вы только посмотрите на размеры этого распухшего существа! Отношение площади поверхности к массе у нее в два с лишним раза меньше, чем у мужчины! Неужели она надеялась выжить в тяжелых условиях на такой высоте?»

Когда наступила ночь, Ялда попыталась встать на ноги; с третьей попытки ей это удалось. Дрожь и тошнота ее по-прежнему не отпускали. Она достала из тележки лопатку и сошла с тропинки; поблизости не было обнаженной почвы, но зато росли кустарники, и Ялда решила, что ей хватит сил, чтобы вырвать их из земли. Она бы сделала это одними пальцами, но болезнь лишила ее сил, и теперь конечности, которые она отрастила на своем теле, оказались слишком слабыми, чтобы сдвинуть кусты с места. Надрубив их с помощью лопатки, она сумела переломить достаточно стеблей, чтобы расчистить неглубокий слой почвы. Ялда легла в освободившуюся ямку и, царапаясь кожей о сломанные корни, стала кататься вперед-назад, давя червяков и старясь добиться как можно большей площади контакта.

Через какое-то время она снова пришла в себя и поняла, что разглядывает звезды сквозь пустоту между деревьями. Перед глазами проплывали фрагменты галлюцинаций; она помнила, как вообразила, будто уже находится в обсерватории и настраивает оборудование, удивляясь тому, что цвета звездного шлейфа никак не хотят сливаться друг с другом. Она решила, что светящиеся цветы у нее над головой были дефектами оптики — поверхностями, на которых из-за ухабистой дороги появились сколы, рассеивающие паразитный свет во всех направлениях.

Созерцая невозмутимое сияние этих цветов, Ялда задавалась вопросом, почему природа не открыла более простой способ охлаждения ее тела. Почему тепловую энергию нельзя просто превратить в свет и забросить на небо? Считалось, что растения извлекают химическую энергию из почвы, а затем преобразуют ее в свет, небольшое количество тепла и новую порцию химической энергии, которая в более доступной форме откладывается в их семенах и других структурах. Сжигая это вторичное топливо, животные получали энергию, необходимую для движения мышц и восстановления своего тела, а также вырабатывали небольшое количество света для передачи внутренних сигналов — все остальное же превращалось в бесполезное и обременительное для организма тепло. Почему часть этого тепла нельзя было обратить в свет? Почему светящаяся кожа ее дедушки была признаком смертельной болезни, если любое живое существо бы только выиграло, научись оно светиться наподобие цветка?

Ялда с трудом поднялась на ноги и вернулась на тропинку. Ее сознание было все еще слегка перекошено; ей показалось странным, что тележка так долго простояла нетронутой. За такое время она бы наверняка попалась на глаза какому-нибудь прохожему, который бы отправился на поиски ее хозяйки — или, не найдя таковой, обшарил бы ее в поисках чего-нибудь ценного.

Хотя… нет.

Она взяла из тележки каравай, и, усевшись на землю, съела половину; после этого ее тело неожиданно дало понять, что с него хватит. Она отдохнула пару махов, чтобы примириться со своим ужином, а затем снова отправилась в путь — на этот раз она шла медленно и внимательно следила за тревожными симптомами.

Когда Ялда подходила к обсерватории, Солнце уже начало опускаться над равниной, еще больше запутывая пыльные бурые каналы своими тенями. Ренато сидел снаружи; он не знал, кто именно придет ему смену, зато был знаком с расписанием, а Ялда опаздывала.