Заводная ракета - Страница 108

108

Нино подвинул одну ногу. — А какая тебе разница, научусь я читать и писать, или нет?

— Никто не может выжить, полагаясь лишь на собственные мысли, — сказала Ялда. — Если бы кто-то захотел тебя навестить, я бы с радостью позволила им приходить и заряжать тебя оптимизмом так часто, как только их душа пожелает. Но даже если на Бесподобной и есть те, кто когда-то считал тебя своим другом, они либо изменили свое отношение, либо не хотят тебя поддерживать из-за страха, что об этом кто-нибудь узнает.

— Значит, ты научишь меня читать, а потом утихомиришь своими книгами? — Он сказал это так, будто речь шла о плане его порабощения — о захвате его собственного разума, куда более ужасном, чем физическое лишение свободы.

От досады Ялда закрыла лицо руками. — Чего же ты в таком случае хочешь? Я не могу отпустить тебя на свободу.

— Тогда ради чего ты пытаешься успокоить свою совесть? — сурово спросил Нино. — Даже если ты держишь меня здесь, стыдиться тебе нечего.

— Это так, — согласилась Ялда. — Но мне будет совестно, если ты потеряешь рассудок.

— Почему? — В словах Нино не было сарказма; он и правда был озадачен. — Почему совесть должна мучать кого-то, кроме меня?

Может быть, это касалось его чувства гордости? Или уверенности в себе? Меньше всего ей хотелось подрывать ту стойкость, которая уже была при нем.

— Ты поступил глупо и мог нас всех погубить — но пока ты живешь на этой скале, у нас друг перед другом по-прежнему есть обязательства, которые относятся и ко всем остальным. Как только я смогу гарантировать, что ты не повторишь на Бесподобной своих действий, все остальное по-прежнему будет в силе. Как бы то ни было, я обязана — в той мере, в которой это отвечает практическим целям — предоставить тебе полноценную работу и возможность получить образование — а ты, в свою очередь, обязан оказать мне содействие. Мне вовсе не доставляет удовольствия тот факт, что теперь выполнить это требование стало гораздо сложнее, но этого, тем не менее, недостаточно, чтобы я просто закрыла на проблему глаза.

Нино замолчал, но теперь уже, казалось, не был так уверен в своей точке зрения. В том, что его попросили честно выполнить свою часть работы, не было ничего унизительного.

Ялда изо всех сил старалась понять ход его мыслей. Он не питал презрения к своим надзирателям; он бы не присоединился к команде, не подкупи его Ачилио, и однако же пришел к ним, не будучи отравленным презрением к их амбициям. Ачилио нашел оправдание риску массового убийства, дав понять, что смерть путешественников — всего лишь вопрос времени, но даже если Нино скептически относился к будущему этой миссии, он не мог не отдать должное их благим намерениям.

— Что будет дальше? — спросил он. — Если я научусь тому, чему ты меня хочешь научить, то какая меня ждет работа?

— Сложно сказать, — призналась Ялда. — Но фермером ты стать уже не сможешь. Придется начать свое образование с азов, а потом выяснить, какие у тебя есть склонности.

Нино долго раздумывал над ее словами. Вероятно, он опасался тешить себя излишними надеждами. Ялде не хотелось заранее настраивать его на неудачу, однако несколько скромных шагов, которые вполне могли бы открыть перед ним новые перспективы, — это, надо полагать, лучше, чем позволить ему прозябать здесь до самой смерти.

— В твоих словах есть смысл, — согласился он. — Если ты хочешь заняться моим обучением, я приложу все усилия, чтобы добиться успеха.

По мере приближения к уровню горящего солярита шум и жар двигателей начинали действовать на нервы, и механики вместе с навигаторами стали готовиться к переселению на второй ярус топливопроводов. К этому моменту Бесподобная успела набрать такой импульс, что несколько дней без ручной корректировки не оказали бы на ее курс какого-то заметного влияния, а любое небольшое отклонение можно будет легко устранить после запуска двигателей второй ступени.

— Это будет идеальная возможность избавиться от мусора, — заметила Бабила, окидывая взглядом пустую пещеру навигационного поста, из которого убрали все скамейки и инструменты. — Если мы захотим выкинуть какой-нибудь хлам, просто оставим его здесь, и он сам улетит в пустоту. Ее взгляд задержался на двери тюрьмы.

— Хлам — это наше сокровище, — ответила Ялда. — Мы не настолько богаты, чтобы позволить себе просто выбрасывать вещи.

Фридо уже давно отказался принимать чью-либо сторону — по крайней мере, в открытую. — Поможешь мне проверить взрыватели первой ступени? — попросил он Бабилу; она вышла вслед за ним из каюты. Перед запуском второй ступени они собирались подорвать взрывчатку, заложенную в дозирующих камерах первой ступени, чтобы ослабить часть горы, которую предстояло сбросить в пустоту.

Ялда открыла камеру и выпустила Нино. Первые несколько шагов он был сбит с толку, моргал и ежился от странного впечатления, которое произвело на него пространство, куда более открытое, чем его камера, но быстро собрался с духом. Ялда знала, что утешать его словами сейчас не стоило; они молча шли по пустым дозирующим камерам в сторону лестницы.

— Сколько времени прошло? — прокричал он, когда они начали подниматься. — С момента отлета?

— Для нас — почти полгода, — ответила Ялда. Ее внутреннему учителю хотелось продолжить разговор в письменной форме, но Нино шел впереди и еще не овладел в полной мере навыком письма на спине.

— А дома?

— Почти столько же. Дай-ка подумать. — Ялда не следила за старым календарем; ответ ей пришлось вычислять прямо на ходу. На практике можно было использовать только один метод расчета, который опирался на представление об одновременности событий с точки зрения родной планеты, чтобы увязать друг с другом обе истории; полученная таким образом дата должна была остановиться во времени, когда Бесподобная перейдет к ортогональному движению, но в остальном была вполне корректной. Привязка понятия «сейчас» к искривленной истории самой Бесподобной привела бы к тому, что по мере ускорения ракеты дата на родной планете устремилась бы в бесконечно далекое будущее, после разворота одним махом перенеслась в бесконечно далекое прошлое, а затем пришла в норму как раз к моменту встречи.

108